— Одно живое говорит как будто от неживого?
Озадаченный словами врида, я посмотрел на Холлуса и переспросил:
— Живой от неживого?
Форхильнорец щёлкнул глазами:
— Он выражает удивление тем, что ты приглашаешь его на планету. Вриды не отожествляют свой вид со всей планетой. Лучше поприветствуй его от имени человечества.
— Ага, — сказал я, поворачиваясь к вриду. — Как человек, я приветствую тебя.
Новые перекаты камней в сушилке, и вновь слова синтетического голоса:
— А если бы ты не был человеком, ты всё равно приветствовал бы меня?
— Э-э-э…
— Правильный ответ — да, — подсказал Холлус.
— Да, — сказал я.
Врид снова заговорил на своём языке, после чего компьютер перевёл его слова:
— Засим остаюсь я поприветствован и обрадован быть здесь, то есть здесь, и здесь, то есть там.
Холлус качнул туловищем вверх-вниз:
— Он имеет в виду интерфейс виртуальной реальности. Он рад здесь находиться, но при этом уточняет, что в данный момент он по-прежнему остаётся на борту корабля.
— Само собой, — согласился я. Меня почти пугала необходимость заговорить снова. — Как ты… э-э-э… Как прошёл полёт до Земли — хорошо?
— Что ты подразумеваешь под термином «хорошо»? — спросил синтетический голос.
Я опять посмотрел на Холлуса.
— Он знает, что вы используете слово «хорошо» во множестве значений. Например, если это правильно с точки зрения морали, если это доставляет удовольствие или является дорогим.
— Дорогим? — удивился я.
— Хороший фарфор, — привёл пример Холлус. — Хорошие украшения.
Этот проклятый инопланетянин знал мой язык лучше меня! Я вновь перенёс внимание на врида:
— Я хочу сказать, был ли твой полёт приятен?
— Нет, — ответил он.
Холлус снова пришёл мне на помощь:
— Продолжительность жизни вридов — примерно тридцать земных лет. Поэтому во время полёта они предпочитают находиться в анабиозе, с искусственно заторможенным метаболизмом.
— А, — сказал я. — Значит, полёт не был неприятен — он просто его не сознавал, верно?
— Именно.
Я попытался придумать, что сказать ещё. После стольких дней с моим другом-форхильнорцем я уже свыкся с тем, что разговор с инопланетянином идёт свободно.
— Итак… э… Как тебе здесь нравится? Что ты думаешь о Земле?
— Много воды, — ответил врид. — Крупная луна, эстетически приятная. Хотя воздух слишком влажный; неприятно жаркий.
Вот теперь уже что-то; по крайней мере, я понял его слова. Но если он считает воздух в Торонто жарким и влажным уже сейчас, визит сюда в августе будет для него подвигом.
— Тебя интересуют окаменелости, как Холлуса?
Опять перекатывание камней, и слова:
— Всё очаровывает.
Я немного помолчал, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. Но затем решил — почему нет?
— Ты веришь в Бога? — спросил я.
— Ты веришь в песок? — ответил вопросом врид. — Ты веришь в электромагнетизм?
— Он говорит «да», — пояснил Холлус, стараясь помочь. — Вриды часто говорят риторическими вопросами, но у них нет понятия сарказма, поэтому не стоит обижаться.
— Куда важнее, Бог ли в меня верит, — сказал Т-кна.
— Что ты хочешь сказать? — спросил я.
От диалога у меня начала болеть голова.
Казалось, врид тоже пытается найти нужные слова; его рот работал, но из него не исходило ни звука. В конце концов снова послышались звуки его речи, и переводчик заговорил:
— Бог наблюдает; волна схлопывается. Избранники Бога — те, чьё существование он/она/оно делает действительными наблюдением.
Эту часть я мог расшифровать даже без перевода Холлуса. Квантовая физика утверждает, что события становятся реальностью лишь после того, как их пронаблюдало мыслящее существо. Это всё прекрасно и здорово, но фишка-то вот в чём: откуда взялось первое реальное событие? Некоторые люди истолковывали это требование квантовой физики в качестве аргумента в пользу существования наблюдателя, который был здесь с начала времён.
— А, — сказал я.
— Много возможных будущих, — произнёс Т-кна, загибая все пальцы одновременно, словно стараясь показать множество вариантов. — Из всего, что возможно, он/она/оно выбирает наблюдать одно.
Я понял и это — но понимание меня ошарашило. Когда «Дип Блю» побил в шахматы Гарри Каспарова, компьютер сумел это проделать просмотром всех возможных позиций не только на следующем ходу, но также и через один ход, и ещё через один — и так далее.
Если бы Бог существовал, видел ли бы он все возможные ходы для своих фигур? Видит ли он сейчас, что я могу шагнуть вперёд, или кашлянуть, или почесать задницу — или произнести что-нибудь эдакое, что навсегда испортит отношения между расами людей и вридов? Видит ли он одновременно маленькую девчушку в Китае, которая может пойти влево или вправо, а может и поднять голову, чтобы посмотреть на Луну? Видит ли он также старика в Африке, который может дать юнцу добрый совет, способный навсегда изменить его жизнь… а может не дать, позволяя мальчугану самому во всём разобраться?
Можно легко продемонстрировать, что при выборе из множества возможностей Вселенная действительно разделяется — как минимум на кратчайшие мгновения: единичные фотоны взаимодействуют со своими копиями в альтернативных вселенных, одновременно проходя через несколько щелей и давая на выходе картину интерференции. Такое поведение фотонов — не признак ли это размышлений Бога, не призрачные ли свидетельства того, что Он размышляет о всех возможных вариантах будущего? Видит ли Бог все возможные действия для всех разумных форм жизни — шести миллиардов людей, восьми миллиардов форхильнорцев (как сказал однажды Холлус), пятидесяти семи миллионов вридов… плюс, возможно, бесчисленных видов прочих разумных существ во Вселенной? Проводит ли он вычисления в игре, настоящей игре «Жизнь» — по всем допустимым вариантам ходов за каждого игрока?