Кристина раскинула в стороны длинные руки:
— Мне очень жаль, Том. Правда, очень жаль.
Я сложил руки на груди:
— Всё это не имеет никакого отношения к поиску лучшего палеонтолога. Дело в наших разногласиях насчёт того, как ты управляешь музеем.
— Том, ты делаешь мне больно! — весьма правдоподобно обиделась Кристина.
— Сомневаюсь, — ответил я. — Кроме того… а что будет делать Холлус?
— Ну, я уверена, он захочет продолжить свои исследования, — сказала Кристина.
— Мы работаем вместе. Он мне доверяет.
— Он прекрасно сработается с Лилианой.
— Нет, не сработается, — возразил я. — Ведь мы… ведь мы одна команда.
Произнося эти слова, я почувствовал себя глупо.
— Ему нужен просто компетентный палеонтолог, который сможет его направлять — и, Том, прости, но ты же сам понимаешь: ему нужен кто-то, кто будет здесь год за годом, кто сможет документировать всё, что он или она будет узнавать от пришельца.
— Я тщательно всё записываю, — сказал я. — До последней мелочи.
— И, тем не менее, для блага музея…
Я злился всё сильнее — и злость сделала меня наглым:
— Я мог бы пойти в любой музей или университет с приличной коллекцией окаменелостей, и Холлус бы пошёл за мной. Я могу получить предложение от кого угодно — и, если со мной будет пришелец, им будет наплевать на моё здоровье.
— Том, будь благоразумным!
«Я вовсе не обязан быть благоразумным», — подумал я. Все, кто настрадался не меньше меня — никто из них не обязан быть благоразумным!
— Это не обсуждается, — отрезал я. — Уйду я — уйдёт и Холлус.
Кристина принялась наигранно водить по столу указательным пальцем, словно изучая структуру древесины.
— А я вот думаю… что бы сказал Холлус, если бы узнал, как ты им прикрываешься?
Я поднял голову выше:
— А я думаю — что бы он сказал, если бы узнал, как ты со мной обращаешься?
Мы какое-то время помолчали. Наконец я сказал:
— Если обсуждать больше нечего, мне лучше вернуться к работе.
Чтобы не подчеркнуть последние слова, пришлось сделать сознательное усилие.
Кристина сидела неподвижно словно статуя. Я поднялся и вышел из кабинета. Боль пронзала меня, словно нож, но я, разумеется, сделал всё, чтобы это не показать.
Я вихрем ворвался в свой кабинет. В моё отсутствие Холлус рассматривал выставочные ящики со слепками черепов; вдохновлённый моими идеями, сейчас он исследовал вопрос появления разума у млекопитающих после смены мелового периода палеогеном. Никогда не был уверен, правильно ли я интерпретирую его жесты и телодвижения; по-видимому, со мной у него такой проблемы не было.
— «Ты» «выглядишь» «взволно» «ванным», — произнёс он.
— Доктор Дорати — директор музея, помнишь её? — спросил я. Они с Холлусом встречались несколько раз, в том числе когда музей посетил премьер-министр. — Она пытается заставить меня уйти в бессрочный отпуск по состоянию здоровья. Хочет, чтобы я ушёл.
— Почему?
— Да потому что я — потенциальный убийца вампиров, помнишь? Я её политический оппонент. Она двинула КМО туда, куда многие из старших кураторов двигаться не хотят. И сейчас она увидела возможность заменить меня человеком, который разделяет её взгляды.
— Но отпуск по состоянию здоровья… Это, конечно же, имеет отношение к твоей болезни?
— У неё нет другого способа заставить меня уйти.
— А в чём суть вашего несогласия?
— Я считаю, что музей должен быть образовательным учреждением, что по каждому выставленному экспонату он должен предоставлять как можно больше информации. А она считает, что задача музея — привлекать туристов, а не распугивать посетителей, вываливая на них кучу фактов, рисунков и необычных слов.
— А это важно?
Вопрос Холлуса застал меня врасплох. Когда я три года назад только-только начал бороться с Кристиной, это казалось важным. В интервью «Торонто Стар» я даже назвал всю эту возню в КМО «сражением моей жизни». Но это было до того, как доктор Ногучи показал мне тёмное пятнышко на рентгеновском снимке, до того как я начал испытывать боли, до химиотерапии, до…
— Не знаю, — честно признался я.
— Мне жаль слышать о твоих затруднениях, — сказал Холлус.
Я прикусил нижнюю губу; у меня не было никакого права говорить Кристине то, что сказал.
— Я сказал доктору Дорати — если она заставит меня покинуть музей, ты тоже уйдёшь.
Холлус довольно долго молчал. В своё время, находясь на третьей планете Беты Гидры, он был в некотором роде учёным; без сомнения, он чётко сознавал тот престиж, который получает КМО от его присутствия. Но, быть может, я его сильно обидел, попытавшись сделать пешкой в политической игре. Разумеется, он мог просчитать на несколько ходов вперёд; бесспорно, он знал, что такие игры могут закончиться очень некрасиво. Я слишком далеко зашёл, и сам это знал.
И всё же…
И всё же, кто мог меня порицать? Кристина всё равно победит, несмотря ни на что. Она победит скоро, очень-очень скоро.
Холлус указал на телефон на столе:
— Ты пользовался этим устройством, чтобы связаться с другими людьми в здании, — сказал он.
— Телефоном? Да.
— Ты можешь связаться с доктором Дорати?
— Ну-у-у, да, но ведь…
— Свяжись сейчас.
На секунду помедлив, я поднял трубку и набрал трёхзначный добавочный Кристины.
— Дорати, — произнёс её голос.
Я попытался было передать трубку Холлусу.
— Нет, так у меня не получится, — сказал он.
Ну конечно, ведь у него две речевые щели! Я нажал кнопку громкой связи и кивком дал понять Холлусу, что он может говорить.